Вот и настала пора уезжать с Гаити, а жаль. За четыре недели я здесь освоился и уже неплохо говорю по-креольски. Обзавелся знакомыми, так что свободного времени нет ни минутки. Но расскажу по порядку обо всем интересном, что со мной случилось за последние дни.
В прошлый понедельник, возвращаясь в Порт-о-Пренс из Торбека в тап-тапе (это велоповозка, рассчитанная на трех пассажиров, но туда обычно набивается больше), я вдруг услышал музыку, доносившуюся из одного дома. Как обычно, я сунул туда свой нос: там проходила какая-то церемония по евангелическому обряду. Молодые люди в церковном облачении танцевали, кружась на месте, бросались друг на друга, издавали странные звуки, а собравшаяся толпа, в особенности девушки, громко распевали под звуки небольшого оркестра, подбадриваемые проповедником, вещавшим в микрофон.
Иностранец не остался незамеченным. По окончании спектакля меня пригласили сесть рядом с пастором среди верующих. Представьте себе нашу беседу: поскольку пастор обычно общается напрямую со Святым Духом, проповедник переводит его слова на креольский, а один из верующих, проживший девять лет в Доминиканской Республике, пересказывает их мне на ломаном испанском языке. Просто сцена из комедии.
Первый вопрос: пришел ли ты своею волей или же тебя прислал Святой Дух? Так сразу и не ответишь… После разговора пастор — молодой парень лет двадцати — принялся лечить больных. Он говорил с ними на языке Святого Духа, цокал языком и вообще ломал комедию. Одну пациентку связали по рукам и ногам. Верно, это традиционная медицина…
В среду в Торбеке был большой церковный праздник, на сей раз католический. Мне было приятно узнать, что и католики умеют громко петь и поддерживать непринужденную атмосферу в церкви, которая была набита битком. Моему соседу сзади, сидевшему на полу со всем своим семейством, пришла в голову «удачная» мысль зажечь свечу. Он постоянно предупреждал меня, чтобы я не шевелился, если не хочу лишиться брюк. А в церкви, между прочим, было страшно жарко…
После католического богослужения я отправился на кладбище, чтобы посмотреть на языческий обряд. Там танцевали «комбо» — традиционную пляску под барабаны, привезенную предками из Африки. И старые, и молодые активно шевелили «нижним бюстом», подбадривая себя спиртным и сигаретами…
В четверг решил поехать в горы наудачу. В последний раз, когда там был, я спросил у одного семейства, можно ли будет у них переночевать. Они не возражали. По дороге повстречал несколько девушек, которые сбежались посмотреть на белого. Мы познакомились, самые смелые спели мне песню, и мы тепло простились. Приятно.
Хозяева сильно удивились, увидев меня: «Белый, ты не солгал!» Их сад — настоящий кусочек рая на земле. Чего там только нет — кофейное дерево, какао, манго, апельсинное дерево, миндаль, грейпфрутовое дерево, кокосовая пальма; там же живут козленок, свинья, куры, собака и кошка. Меня напоили кофе из собственного сада. Я принес с собой бутыль растительного масла, чтобы заплатить за ночлег. Хозяйка постелила мне на полу в одной из двух комнат и накормила отвратительным супом из селедки. Потом она спела мне две песни при свете масляной лампы.
Я слушал стрекот сверчков и разговоры на креольском, в которых ничего не мог разобрать. Но я был счастлив. Ночь выдалась холодной и короткой, потому что мне выдали очень кусачее одеяло. Утром вся семья поднялась в пять часов, а я продрых до шести: у меня же отпуск.
Днем пришлось возвращаться обратно в Порт-о-Пренс, потому что мне предстояло прочитать две лекции на тему о глобализации и культурном своеобразии в местном Институте экономики и права. Я говорил по-французски, и после лекции ко мне подошел один преподаватель, по совместительству писатель и поэт. Поэтому речь пошла не об экономике, а о лингвистике. Продолжая тему национальной самобытности, он с горечью поведал мне о том, что молодые гаитяне, получившие среднее образование, теперь говорят на смеси французского с креольским, а деревенские подражают городским, чтобы не выглядеть отсталыми. Получается ни то, ни се. Но это вполне в духе времени.
На Гаити больше всего поражает отсутствие местного производства — не видел товара с обозначением «Сделано на Гаити». Похоже, что здесь только потребляют — благодаря гуманитарной помощи «с барского стола», валюте, присылаемой родней, отправившейся на заработки в чужие края, и воровству. Воровство уже стало в порядке вещей. Я помню, что сказал мне полицейский из Торбека, когда у меня стащили цифровой фотоаппарат: «Если нет убедительных доказательств, это не кража, а пропажа. Так что ты его потерял…» Когда по улице проходит белый, ему кричат: «Белый, белый, у нас нет денег! Что ты мне принес? Я хочу есть!»
Гаитяне — большие актеры. Они любят быть в центре внимания. В тап-тапах то и дело разгораются ссоры: кричат, смеются, заводятся, дурачатся… Бывает, что двое дерутся, чуть ли не убивают друг друга, а потом оказывается, что это приятели так играют. Чаще всего в критический момент вмешивается кто-нибудь третий, чтобы уладить ссору. Но до какого момента игра — просто игра? Однажды вечером на дискотеке в Торбеке молодежь стала бросаться стульями, и посетителями овладела минутная паника. К счастью, обошлось без последствий.
Это — пресловутый ДУХ СВОБОДЫ. На Гаити ВСЕ ПОЗВОЛЕНО. С 1804 года гаитянин — свободный человек. Он волен потреблять, ничего не производя, волен зависеть от заграницы, волен принимать неприемлемое… Что сталось с их Достоинством?
История Гаити начинается с рабства и заканчивается обретением независимости в 1804 году, после знаменитого сражения при Вертриер 18 ноября 1803 — победы над французскими войсками. Гаитяне постоянно ссылаются на это славное прошлое и этот военный подвиг. Но какие уроки они извлекли? О том ли, что народ должен сражаться, чтобы обрести достоинство, или о том, что вполне законно прибегнуть к силе, чтобы занять место хозяина и забрать себе лучший кусок?
Я с удивлением узнал, что после обретения независимости все национальные богатства разделили на три части: одну для государства, другую для рабов и третью для наследников колонистов. Признать права наследников колонистов значит признать колониальную систему. Хозяином был уже не белый, а черный, но он по-прежнему был хозяином. И еще меня удивляет полное отсутствие интереса к коренному населению, проживавшему на острове до его «открытия» Христофором Колумбом в 1492 году. Этот народ тоже настрадался от жестокости испанцев, и история Гаити неотделима от истории туземцев. Эти люди были полностью уничтожены испанцами, но где гарантия, что гаитяне не уничтожат себя сами? Возможно, у этого острова своя планида…
Так вот, возвращаясь к местному производству. Если не считать рома «Барбанкур» (пришедшего с Кубы) и пива «Престиж», здесь широко развито только изготовление соломенных шляп. Разных размеров и форм, с узорами и без, эти шляпы доступны всем, без них не спастись от жары, которая здесь сильна даже зимой. Люди в латаной или рваной одежде встречаются довольно часто, но их шляпы почти всегда в хорошем состоянии. И еще меня поразило разнообразие женских причесок. Как это им только удается создавать такую красоту из своих жестких, курчавых волос? Это лишний раз доказывает, что гаитяне изобретательны и могли бы применить свою сообразительность в других областях.
Драма гаитян в том, что они отвергают все гаитянское. Тот, кто потребляет местную продукцию, слишком беден, чтобы покупать «заграничное». Здесь с гордостью показывают приезжим «исторические памятники» — возведенные в колониальную эпоху. А символом капитализма и преуспевания служат бензоколонки — по большей части сверхсовременные сооружения, которые похожи на островки, затерявшиеся в гаитянских джунглях.
А как же их собственные богатства? Во-первых, прекрасная природа, щедрое солнце, которое светит по 16 часов в сутки, неповторимый зеленый цвет, красивые горы с разноцветными домиками, спрятавшимися в садах, каждый из которых напоминает филиал ботанического. И потом — их музыка и песни, настоящий гимн народному единству. Никогда не забуду, как шофер автобуса, следовавшего из Порт-о-Пренса в Кай, включил запись «компа». Спавшие проснулись, уставшие улыбнулись, тела начали вибрировать, губы — шевелиться, а ладоши хлопать. То же произошло в одном ресторане в Кайе, где все, начиная от кухарки с кассиршей и включая всех посетителей, принялись двигаться в ритм. «Компа» — это биение сердца, это мечта, это чувство дома, ощущение того, что тебя понимают, что ты слеплен из той же глины, принадлежишь к той же культуре.
В гаитянском доме всегда найдется место для странника. По мнению одного моего знакомого, это происходит потому, что гаитяне не умеют отказывать. Они все приемлют, и в этом их беда. Мне кажется, что такого рода солидарность уравновешивает отсутствие солидарности в другом — например, в отсутствии общей инициативы, в нежелании совместными усилиями вывести страну из кризиса. Не будь такого равновесия, возможно, и самого гаитянского общества уже бы не существовало.
Я был искренне тронут привычкой гаитян делиться с другими. Один парень в автобусе купил себе пакет печенья. Он сам съел только одно, а об остальном позаботились друзья. Никогда не забуду, как сидел за столом в приютившей меня семье при свете масляной лампы. На столе стояло блюдо под пластмассовой крышкой, оберегавшей содержимое от мух. Хозяйка сняла крышку, чтобы посмотреть, что у нас будет сегодня на ужин, а заодно и узнать, сколько еды вообще осталось в доме…
Каждый день, проведенный на Гаити, при каждой встрече мне приходилось делать непростой выбор. Давать или не давать? Если давать, то кому? И что? Я так еще и не решил для себя этой проблемы. Честно говоря, всегда испытывал неловкость. Мне было стыдно. Стыдно думать о том, что вот у вас ничего нет, поэтому я вам подаю. Я предпочитал думать о том, что совершаю обмен. Другие дают деньги с чистой совестью, а мне стыдно. Мне кажется, что я что-то покупаю — их дружелюбие, их улыбку, и мне страшно, что все наши отношения сведутся лишь к этому. Получается, что я всегда что-то должен давать, а они — ничего. Когда только просишь и получаешь, уже не знаешь, что можешь сам. Мечтаю о том дне, когда какой-нибудь африканец или гаитянин скажет, завидев меня: бедняга, надо ему помочь, научить его.
Я много говорил с молодыми гаитянами о гуманитарной помощи, и некоторые считают, что эта помощь — неуважение к населению Гаити. Она поступает не по мере надобности, а в зависимости от сверхпроизводства в странах-донорах. Мое мнение — эта помощь просто вредна, но поймут ли меня?
…Я третий день живу в Медельине, в Колумбии, но все еще не могу расстаться со своими гаитянскими привычками. Мне хочется хлопать по рукам людей, с которыми я говорю, в знак своего с ними согласия. Мне нужен физический контакт. Я подозреваю, что гаитяне и вспыльчивы-то оттого, что им доставляет удовольствие дружеское утешение, когда тебя мягко обнимают сильными руками, похлопывая по спине…
При виде смешанной, черно-белой пары я вспоминаю одну гаитянскую девушку. Когда я спросил ее, было ли в ее жизни нечто, что полностью изменило ее взгляды на мир, она ответила: «Да, мой любимый. Благодаря ему я поняла, что могу полюбить негра». Надо сказать, что на Гаити есть мулаты и негры, черные как уголь, а все остальные оттенки кожи находятся посередине. Отец моей знакомой всегда твердил ей, что она должна найти себе парня со светлой кожей, потому что все негры — насильники и обманщики, но получилось так, что она полюбила юношу, черного как антрацит. Любовь творит чудеса…
Перевод с французского и обработка текста Е.Колодочкиной
travel.ru
