Если в оные годы у малоискушенных иностранцев с Россией в основном ассоциировались понятия «водка», «соленый огурец», «перестройка», то в связи с Ираном (Персией) мне вспоминалось: «Тегеран-43», «Омар Хайям», «гурии». С этим я и направлялся туда, где нас, троих российских журналистов, ожидал недельный автомобильный бросок протяженностью более двух тысяч километров по историческим и культурным достопримечательностям северо-западного Ирана: от Ахваза, расположенного на восточном побережье Персидского залива, до Тебриза — самого северного административного центра Ирана. В Персию не протоптаны туристические тропы, туда не летают самолеты чартерных авиарейсов и, вообще, знания о ней у многих — на уровне полузабытых сводок об Ирангейте и злой судьбе литературных опытов бедняги Салмана Рушди. Плюс — эпикурейские рубай Хайяма и старинные персидские миниатюры, на которых юные поэты и сластолюбивые старцы бражничают и предаются любовным утехам с игривыми пышнотелыми гуриями в полупрозрачных шелковых шароварах. Однако современный Иран, начавшийся с авиабилета, так же как театр начинается с вешалки, сразу дохнул на нас жесткой аскезой.
Упакованный в красиво оформленный персидскими узорами конверт, бланк билета наряду с информацией о времени вылета и месте в салоне родного «Ту-154» был снабжен памяткой о том, что к ввозу в страну запрещены игральные карты и все виды алкогольной продукции. С надеждой попотчеваться здесь милыми сердцу отечественного репортера напитками пришлось сразу же с сожалением распрощаться. В отелях гости предупреждаются о существующей традиции и призываются уважать и соблюдать ее. Рекомендации доводятся до ума настолько вежливо, что после этого желание в знойный день опростать кружку холодного пива кажется постыдным. Впрочем, соблюдение обычая не представляет никакого труда: алкоголя здесь нет нигде, ни из-под какой полы. И это нимало не походит на печальной памяти горбачевскую антиалкогольную кампанию, предварившую эпохальные потрясения в нашем отечестве.
Здесь «сухой закон» кажется вовсе неписаным, как данность принципиально иного общества, уклад которого щепетильно охраняется от всякого внешнего деструктивного воздействия. Может быть, потому, что история Ирана полна примерами имперских триумфов и взлетов, за которыми следовали сокрушительные поражения…
Возрождение исламских консервативных традиций после всенародно свергнутого в 1979 году шахского режима — редкое явление в мировой истории, противоречащее логике общественного прогресса в европейском представлении. А тот факт, что восемнадцатилетней давности достижения революции не пошатнулись ни в результате происков заокеанских блюстителей мирового порядка, ни во время братоубийственной восьмилетней войны с Ираком, — только аргумент в пользу почвеннического характера послереволюционных порядков и политико-идеологических доктрин лидеров революции и государства, чьи мудрые и аскетично-суровые лица смотрят на граждан повсюду — в ресторанах, конторах, магазинах, просто на улицах… Впрочем, эти изображения не везде носят монументальный характер, чаще это просто остатки рекламных плакатов со времени недавних предвыборных баталий.
Традиции и нравы формировались в Иране на протяжении многих столетий, и вряд ли возможно восстановить этот процесс впервые попавшим сюда репортерам. Поэтому мы и выбрали для себя жанр акына с пером и фотоаппаратом — констатировать собственные, хотя и очень индивидуальные, впечатления.
Итак, Иран…
…Иран, по утверждению историков, и есть та самая территория, которая в 4-3 тысячелетиях до нашей эры была населена древними ариями. Страна Арьяна, название которой позже трансформировалось в Иран. В позднейшие времена сюда пришли воинственные мидяне, предки нынешних азербайджанцев. Но более или менее отчетливые сведения об исторических перипетиях, дошедшие до нас, относятся к VI веку до нашей эры, когда основатель государства Ахеменидов — будущий царь Куруш, более известный по трудам Геродота как Кир, поднял восстание фарси — народа, жившего в юго-западных районах Иранского нагорья и в греческой транскрипции получившего название персов. Кир бросил ненавистных и злобных мидян и основал новую могущественную империю со столицей в городе Хамадан. Куда пролегал дальнейший маршрут нашего броска.
Из Ахваза наш путь лежит на север, за спиной остаются нефтеносно-индустриальные пейзажи Персидского залива. Дорога идет по холмистому и пустынному Иранскому нагорью. Вокруг — открытое пространство, редкая низкорослая растительность, в воздухе — невыносимый жар. Высота над уровнем моря колеблется от километра до полутора. От частых ее перепадов закладывает уши. Селения со слепленными из глины домиками, кладбища с национальными флагами над свежими могилами… Кое-где дети пасут овец на выжженных солнцем равнинах. Чем они там питаются? — из окна микроавтобуса не видно. Останавливаемся возле запыленных развалин мошной каменной кладки. Мухаммад, наш гид, говорит, что за 4 тысячи лет до нашей эры здесь было Эламское царство. Перед нами — гробница, где захоронен местный тиран и 23 человека его домашних и челяди. Печально. Но жгучий жар не позволяет нам вполне предаться сентиментальным настроениям и переживаниям по поводу варварства минувших эпох и загоняет обратно в прохладу кондиционируемого автомобиля.
К слову сказать, даже горные дороги в Иране удивительно хороши — ровному покрытию нашим провинциальным автомобилистам остается только завидовать. Столкновения, аварии и вообще все, что мы подразумеваем под аббревиатурой «ДТП», здесь — редкость. Местный дорожный этикет учит водителей уступать самим, а не ждать уступки от других. Такая взаимная вежливость иранских автомобилистов сторицей окупается тем, что даже в тех случаях, когда избежать «поцелуя» не удается, повреждения, как правило, исчерпываются легкой деформацией кузова.
Зато с дорожными знаками и указателями здесь настоящая проблема: они либо вовсе отсутствуют, либо руководствоваться ими не рекомендуется. Так что без знания фарси иностранцу «на колесах» придется туго.
…Поздно ночью на горной дороге, километрах в ста пятидесяти от небольшого уездного городка Исламабад (не путать со столицей Пакистана), наш комфортабельный микроавтобус «Мипубиси» неожиданно остановился. Исчезла искра. Случайных знаний участников нашей экспедиции об электронике японских автомобилей, почерпнутых в дорожных университетах, прошедших на «газах» и «вазах», было явно недостаточно. Пришлось оставить злополучную «мипубиси» на обочине, где нас едва не покусали злые пастушьи собаки, и воспользоваться любезным предтожением проезжих курдов подвезти нас до ближайшей гостиницы, километров двести пятьдесят.
Здешняя доброжелательность на дорогах может сравниться с нашей в прошлые, додемократические годы, когда движимые чувством дорожного братства водители останавливались возле машин с включенной аварийной сигнализацией и предлагали посильную бесплатную помощь. Сегодня бывшая столица Персидского царства Хамадан — обычный провинциальный город с малоэтажной застройкой, парками, фонтанами, сохранившимися кое-где фрагментами древних святилищ. Здесь нашел свой последний приют великий средневековый ученый-врачеватель Абу Ибн-Сина. Здесь же могила суфийского поэта Баба Тахэр Орьяна, возле которой до сих пор собираются его поклонники, читают спящему вечным сном поэту свои стихи, играют на музыкальных инструментах… Когда-то этот тихий город был цитаделью династии Ахеменидов.
Благодарный наследник Великого Кира Камбиз продолжал дело отца, раздвигая пределы наследной державы и присоединив к ней Бактию, Хорезм, Согдиану, Египет. Покорив последний и круша с присными высокоцивилизованный египетский мир, Камбиз умер, как говорят, своей смертью. Но психология алчущих власти мало меняется с тысячелетиями. На святое место предводителя великой империи сыскалось множество претендентов. О перипетиях борьбы за трон повествует история, высеченная на недоступной отвесной скале по приказу счастливого победителя. На высоте около 100 метров над дорогой, на площади 50 квадратных метров помещена так называемая Бехисутунская надпись, снабженная рисунком. На нем — сидящий на троне и сияющий от счастья царь Дарий I Великий, перед ним — со связанными руками — самозванцы с повинными головами, потерпевшие бесславное поражение. Ни-. же следует разъяснительное выступление самого Дария, в котором он, как в «Кратком курсе ВКП(б)», подробно аргументирует легитимность своего воцарения. I Маг Гаумата поднял мятеж, предводительствуя массами черни. И Дарий, помолившись верховному богу Ахура-Мазде, вступил с ним в схватку и убил негодяя, после чего устроил по этому поводу пышные празднества. Ахура-Мазда, как следует из текста, помог восстановить справедливость и освятил воцарение. Вот перевод части речи Дария: «Говорит Дарий-царь: царство, которое было отнято у нашего рода, я поставил на место. Я установил его, как прежде было. Святилища, которые маг Гаумата разрушил, я восстановил. Я вернул народу недвижимое имущество, скот, рабов и дома, которых лишил его маг Гаумата. Я поставил народ на место и в Персии, и в Мидии, и в других странах…»
Множественные оправдания дают скептикам повод подозревать великого царя во лжи и узурпаторстве, но альтернативной версии древние каменотесы потомкам не оставили. А что достоверность? Победителей не судят. Судят победители. Главное, что империя при Дарий не разбазаривалась, а преемственность в завоеваниях была сохранена.
Версию воцарения Дария растиражировали на многочисленных папирусах и разослали в сатрапии в качестве официального документа, дабы у сатрапов — наместников царя на административных территориях империи — не осталось сомнений в легитимности великого императора и божественном покровительстве ему.
Дальнейшие события истории, впрочем, заставили на несколько веков забыть о наскальной надписи — до тех пор, пока в начале прошлого столетия любознательный сотрудник английской военной миссии Джеймс Роулинсон не обратил внимание с дороги на подозрительную правильность форм одной из скал Бехисутуна и, поднявшись, не обнаружил обветренную и порядочно подпорченную временем каменную скрижаль. Спустя пятнадцать лет уже отставной офицер Роулинсон вернулся на это место и восстановил надпись, спуская сверху на веревках мальчика, который делал отпечатки сохранившихся форм мокрым картоном. Вскоре текст был расшифрован. Нам тоже посчастливилось побыть рядом с этим древнейшим па- t мятником тщеславию, поднявшись к надписи по реставрационным стропилам. Это, правда, стоило изнурительной, как иранское солнце, беседы с блюстителем порядка и привратником, дорожащим своим местом, которое на поверку оказалось столь же доходным, как ворота дома № 5 из «12 стульев» — для дворника.
Научные сотрудники какого-то агротехнического института, вместе с нами поднявшиеся на дощатую площадку рядом со скрижалью, с интересом прослушали бесплатную лекцию нашего коллеги о коллизии, бурно развернувшейся в Хамадане много веков назад и едва не изменившей ход священной мировой истории. Впрочем, складывалось впечатление, что этот исторический памятник, равно как и многие другие — руины царств доисламского периода, остатки архитектуры которых во многих местах уже сравнялись с природным ландшафтом нагорья, — воспринимаются современными иранцами как часть быта. Казалось, что перипетии бурной истории древности волнуют их много меньше, чем даже проблема наличия жизни на Марсе, не говоря уже о вопросах насущных, чисто житейских.
Общение с простыми людьми где-нибудь в чайхане выявило практически абсолютное незнание того, что происходит в мире. Иногда мы готовы были констатировать неведение даже относительно существования на планете таких государств, как Россия или США. А некоторые знали, что «в СССР все еще коммунизм, но что-то он барахлит». Внутренняя политика Ирана тоже воспринимается гражданами как непреложная данность, не подлежащая обсуждению. Ругать президента, требовать отставки правительства, наивно полагая, что новое будет умнее, порядочнее и превратит страну в цветущий сад, как мы выяснили, здесь не характерно. Жизненные проблемы решаются на уровне повседневного круга общения.
Провинциальные жители, как мы заметили, с удовольствием проводят время близ памятников древности, развалин и руин, в тени оазисов, и туда, где некогда бушевали страсти и интриги, кипели вакхические гуляния и жестокие битвы, теперь приходят семьи с коврами и походными примусами. Они скрываются от беспощадного солнца и кипятят бесконечный чай — единственный напиток, которым здесь утоляют жажду и веселят душу. Оазисы с водой и тенью посреди открытого плоскогорья, утомленного солнцем, — это и клуб, и место встреч и проведения безалкогольного досуга. Как бы уравновешивая сама себя, среди лишенной тени пустыни природа будто специально создает заповедники с водой и прохладой. Одно из таких мест — пещера Алесандра близ одноименного селения.
Гуси спасли Рим, а это благодатное место открыла заблудшая овца, провалившаяся в расщелину между скал и своим блеянием привлекшая внимание искавших ее крестьян. Было это совсем недавно, в 1963 году. Жители окрестных селений и представить себе не могли, какое роскошное подземное царство скрыто под обожженной солнцем равниной. Это и спасительная прохлада, и живительная влага, и работа — сейчас здесь туристический центр.
По огромным пустотам под землей текут полноводные реки и кажется, что по ним могла бы проплыть эскадра легких торпедоносцев. Спелеологи прошли по подземным коридорам, говорят, 48 километров и не изучили всего. Гид-экскурсовод на водном велосипеде тянет за собой пластмассовые лодочки с туристами. Пещера кажется бесконечным дворцом, исполненным в изумительной неправильности форм с имперским размахом. Вот «зал» — размер этой подземной полости таков, что, наверное, здесь запросто уместился бы церетелиевский памятник Петру I в натуральную величину. В центре — большой камень. Неяркие фонари освещают самые дальние своды. Местные шутят: «Зал Революции». Действительно, очень похоже на мемориальное произведение архитектуры революционных эпох.
Кульминация программы прогулки по просторным подземным каналам — гора «Арарат» — здесь туристы сходят на берег и поднимаются на нее (около 80 метров) по крутым каменным ступеням. Высота горы в подземной полости увеличивается венчающим вершину пятиметровым сталагмитом. Форма его недвусмысленно напоминает фаллос. Иранки в черных маджабах застенчиво улыбаются и нехотя отводят в сторону глаза. У прочих посетителей подземного царства на устах читаются шутки, связанные с курьезами вокруг основного инстинкта.
Спасительная прохлада и уникальные впечатления снимают нашу усталость и придают силы для очередного этапа путешествия.
Не всегда персидская жизнь была настолько целомудренной (но крайней мере, внешне) и свободной от алкоголя, как теперь. Последняя династия персидских монархов, поклонявшаяся пантеону богов во главе с Ахура-Маздой — Сасаниды — праведностью, очевидно, не отличалась. Это предположение возникло у нас среди руин крепости Тахти-Су-лейман, династической и религиозной святыни Сасанидов, правивших Персией во времена раннего средневековья. Здесь короновались на царство, здесь же устраивали вакханалии для знати. В крепости предусмотрены термы на манер наших саун «для проведения досуга», множество трапезных и питейных залов -отдельно для завтраков, обедов, ужинов, ночных оргий и прочих вакхических увеселений. Чрезмерное потакание сасанидских царей своим чревоутодническим слабостям в конце концов привело империю к растлению и внутриусобным склокам. В соседней Византии также наблюдалось падение нравов, и внешняя политика не блистала последовательностью. Византийский император Маврикий поддержал сасанидского царя Хосрова в его борьбе против узурпатора Бахрама Чубина. Но персональная дружба не распространялась на мир межгосударственный. Когда сам Маврикий пал от рук заговорщиков, Хосров отбил у Восточной Римской империи Антиохию, Иерусалим, Александрию, захватил и разорил Константинополь и восстановил царство в границах империи Ахеменидов времен царя Дария I Великого. Но ненадолго. Следующий византийский император Ираклий в 628 году, пока персидское войско находилось на азиатском берегу Босфора, высадился с десантом на Кавказе, прошел через Армению и Азербайджан и захватил Тахти-Сулейман, в то время — сердце империи Сасанидов. Хосров упрямился, не желая признавать поражение и заключить мир с Византией. Уставшие от бездарной политики военные восстали и убили его. Сын Хосрова Навад умер через полгода пребывания на троне. С тех пор величие державы пошло на убыть, правители менялись по несколько раз в год. И в итоге -арабские завоеватели, создавшие под зеленым знаменем ислама государство, победным маршем прошли по Иранскому нагорью и Малой Азии, покорив и Великую Персию с ее сатрапами, и Великую Византию…
Крепость Тахти-Сулейман выстроена вокруг вулканического озера. Вода в нем прогревается и снизу — от вулканических процессов, и сверху — от солнца. Глубина — сразу около ста метров. Каменные берега нависают над водой, и течение уносит под камни, как под лед. Купаться строго запрещено — предупреждение об этом гласит на фарси и английском. Лучше бы не писали. Жарко, и желание освежиться непреодолимо. Но в уважение обычаев и нравов раздеваться нельзя не только «до сраму», но даже по пояс. И мы ныряем прямо в одежде. Местные жители собираются вокруг, чтобы поближе разглядеть чужестранцев, в восторге барахтающихся в жерле вулкана. Изумление вполне сопоставимо с реакцией очевидцев легендарного приземления Руста на Красной площади. Вообще, на всем протяжении нашего маршрута иностранные туристы нам практически не попадались, хотя достаточно развитая инфраструктура туризма к этому располагает. Гостиницы с кондиционерами, сервис, транспорт — все то, что составляет основу туристического бизнеса — здесь в достатке и на очень неплохом уровне. За исключением разве что традиционных европейских утех — баров с алкоголем, ночных клубов со стриптизом и платных дамских услуг. Но это, впрочем, как раз те составляющие, которые нивелируют ощущения от культуры другой страны. От этого иностранцы в Иране надежно защищены. Во всем здесь приходится следовать принятым правилам поведения, требования соблюдения которых распространяются на всех. Чего не скажешь о некоторых правах. Возможности, например, заключения «временных браков», разрешенных шиитским правом, иностранцы лишены. Эта радость только для единоверцев.
Впрочем, такие экзотические и удивительные для европейцев институты, как «временные браки» или «многоженство», в Иране достаточно редки. Это стишком хлопотно и дорого, и отношение к ним, как к пережиткам прошлого, растет.
Зато уклад жизни в некоторых селениях провинциального Ирана, где нам удалось побывать, действительно сохранился нетронутым с незапамятных времен. В вырубленном в скалах городе, расположенном в сотне километров от Тебриза, самого северного административного центра Ирана, люди живут с XIV века. Во время нашествия кровожадного Тамерлана только в Исфахане были обезглавлены более 70 тысяч персов и из. их голов была сложена пирамида (именно ее изобразил на известной картине художник Верещагин). Самые непокорные бежали в горы. Тогда и пригодились навыки каменотесов, которые вырубили в скалах, недоступных для неприятеля, город-крепость. С тех пор уже более 600 лет в кельях, вырубленных в мягких породах камней, живет местная община. Из всех благ цивилизации только в самое последнее время здесь появились электричество, телевидение, телефон, а нехитрый товарный обмен, пожалуй, так и остался на уровне старого, доброго натурального хозяйства городских отшельников.
«Евроремонт» некоторых келий — дубовые двери, «новые окна» и прочие признаки достатка и эстетствования местных «нуворишей» — мало повлиял на суровость и аскетизм их нравов. Женщины здесь, например, не только не желают быть сфотографированными (от мужчин за попытку снимать можно запросто получить камнем в объектив), но даже прячутся от глаз иностранцев. Только слышно во время прогулки по кривым, узким и покатым проходам между глыбами-кельями этого поселка, как торопливо удаляются шаги, скрипит и захлопывается дверь, а затем щелкает щеколда и видно, что окно закрывается изнутри платком. Иностранцы здесь, как злые духи, -пугают своей нечистью и заставляют замирать в страхе привычный вековой уклад жизни. Ислам запрещает изображение всего живого — это грозит после Страшного суда адскими муками и автору изображения, и его предмету. Поэтому мечети никогда не расписываются образными картинами. Для них характерны отвлеченные орнаменты из замысловато сплетенных линий.
Но как удержаться от изображения жизни репортеру в Персии, где все вокруг — и справа и слева — само просится в объектив и сулит лауреатские картинки и Пулитцеровскую премию! Любознательная душа просит общения.
«Толцыте — да отверзется, просите — да дастся вам»: в том же городе — только на скале напротив — девушки, также облаченные в маджабы, студентки архитектурного колледжа, делавшие эскизы, с большим пониманием отнеслись к нашей задаче, охотно позировали и даже вступили в разговор — совершенно свободно, без оглядки на преподавателей, не боясь навлечь порицания.
Было по всему видно, что черные облачения мало стесняют их творческие натуры, и явственно бросалось в глаза, как сквозь плотную аскезу маджаба по-восточному тонко выступает неистребимое женское кокетство: у одной были замысловато уложены складки платка, чадру другой украшали не предусмотренные традицией серебряные пуговки на животе, третья позволила себе очень откровенный, по местным меркам, разрез, при ходьбе открывающий затянутую в джинсовый стрейч голень…
На шумном тебризском базаре мы видели изумительные, ручной работы, ковры. Вытканные на них сюжеты повествовали отнюдь не о мусульманском смирении. Из узкогорлых длинных кувшинов рекой лилось запретное вино. Исполненные изящества гурии стреляли газельими глазами в потенциальных покупателей…
ЦИФРЫ. ФАКТЫ, СОВЕТЫ
— Территория страны — 1 648 тыс.кв.км
— Население — около 60 млн человек, Тегерана -около 10 млн.
— Религия. 95% населения исповедуют ислам, преимущественно шиитского толка. Кроме того, официально разрешенными религиями являются христианство, иудаизм, зороастризм.
— Средняя заработная плата — около 100 долларов США в месяц.
— Употребление наркотиков сурово наказывается. Алкоголь запрещен, и его поисками можно не заниматься.
— Иностранный туризм развит слабо. В 1997 году в страну должны были приехать 12000 туристов из Японии, 8000 — из Германии. Для российских туристов в 1996 году было организовано два шоп-тура на остров Кешм в Персидском заливе, где существует СЭЗ (свободная экономическая зона). Везут в основном текстиль, ковры, изделия традиционных промыслов.
— Валюта. Цены в магазинах пишутся в туманах, но расчет осуществляется в риалах, номинал которых больше в 10 раз. Валютный курс — 300 риалов за 1 доллар США. «Черный» курс — 450 риалов за 1 доллар США. Менять лучше в гостинице. В иных местах это доставит массу неудобств, и курс будет склоняться ближе к официальному.
— Купание. Пляжи — отдельно для мужчин и женщин.
— Отдельно для мужчин и женщин входы в аэропорты, это — в связи с тем, что досмотр осуществляется методом осязания.
— Салоны автобусов разделены поровну для обеих половин человечества.
— Фотографировать достопримечательности и в музеях почти везде можно бесплатно. Бесцеремонная фотосъемка иранских женщин может повлечь за собой неприятности.
— При автомобильном передвижении — иметь термос для льда и холодной воды.
— Выходной день — пятница. В Тегеране еще и четверг. В провинции четверг — укороченный рабочий день.
— Частные магазины и рестораны закрываются поздно, иногда далеко за полночь. В полуденное время магазины и офисы закрываются на перерыв, который длится 3-4 часа.
— С представителями охраны порядка в переговоры лучше не вступать, доказывать свои права бесполезно. Блюститель закона всегда прав.
— Любителей секс-туров Иран вряд ли заинтересует.
…Укутанная в черный маджаб Персия не без лукавства смотрит на чужестранцев подведенными сурьмой глазами. Она затаилась и ждет — жаркая, как раскаленный камень в пустыне, желанная и манящая, как прозрачное око долгожданного колодца.
tourlib.net
